Понятие архетипа и мифологемы. Мифологема и архетип как системные единицы Мифологема в литературе
Мифологемма (от др.-греч. м?ипт -- сказание, предание и др.-греч. льгпт -- мысль, причина) -- термин, используемый для обозначения мифологических сюжетов, сцен, образов, характеризующихся глобальностью, универсальностью и имеющих широкое распространение в культурах народов мира. Примеры: мифологема первочеловека, мифологема Мирового дерева, мифологема Потопа (шире -- гибели человечества, и спасения избранных) и т. д. Употребляется также термин «мифологический архетип».
Понятие было введено в научный оборот К.Г. Юнгом и К. Кереньи в монографии «Введение в сущность мифологии» (1941).
Термин «мифологема» имеет амбивалентную природу: это и мифологический материал, и почва для образования нового материала:
"Искусство мифологии определяется своеобразием своего материала. Основная масса этого материала, сохранявшаяся традицией с незапамятной древности, содержалась в повествованиях о богах и богоподобных существах, героических битвах и путешествиях в подземный мир -- повествованиях («мифологема» -- вот лучшее древнегреческое слово для их обозначения), которые всем хорошо известны, но которые далеки от окончательного оформления и продолжают служить материалом для нового творчества. Мифология есть движение этого материала: это нечто застывшее и мобильное, субстанциональное и всё же не статичное, способное к трансформации"
Кузнецова А.И. Пространственные мифологемы в творчестве У. Голдинга: дис. ... канд. филол. наук. -- М., 2004. -- С. 16.
Кереньи К., Юнг К.Г. Введение в сущность мифологии // Юнг К.Г. Душа и миф: шесть архетипов. -- М., 1997. -- С. 13.
В современной литературе слово «мифологема» часто используется для обозначения сознательно заимствованных мифологических мотивов и перенесения их в мир современной художественной культуры.
Примеры мифологем:
Первочеловек, Богиня-мать, Женщина-судьба, Мировое Дерево, Ось мира, Золотой век, Царство Пресвитера Иоанна, Острова блаженных,Рай, Ад
Исходно архаическая мифология формируется как этномифология (индийские Веды, Махабхарата; китайские Шуцзин, Хуайнаньцзы; древнегреческие Илиада и Одиссея, скандинавскогерманские Эдды, иранская Авеста, древнерусские былины, карелофинские руны и т.п.), однако в ходе культурной динамики наблюдается явление контаминации (лат. contaminatia - смешиваю), приводящее к усложнению мифологических образносмысловых систем. В силу этого в микшированных культурных средах, вопервых, наблюдается расслоение мифологии на элитарную (фактически совпадающую с нормативной) и низовую, включающую в себя фольклорную подоплеку, сколы более ранних вытесненных мифологических сюжетов, параллельные типовым объяснительные парадигмы и т.п. (например, языческие мифологемы в низовой культуре средневекового христианства: майское древо, пасхальные яйца, рождественская елка и др.)
Мифологемы и персонификации вытесненной мифологической системы включаются в массовое сознание и в смыслообразную систему возобладавшей мифологии.
Социальная мифология включает в себя два необходимых компонента: социальное мифотворчество и адаптацию созданных идеологических мифологем в массовом сознании.
Некоторые примеры:
Мифологемы Мирового древа (по вертикали ствол дифференцирует мировые зоны на небо=крону как обитель богов или духов, ствол и околоствольное пространство как человеческий мир и корни как подземное царство мертвых («три шага Вишну»), а по горизонтали радиус древесной тени отграничивает космос как центральный мировой локус от хаотической периферии;
Мифологема Космического лука: тетива задает горизонт оформленного мироздания, а стрела выступает аналогом Мирового древа;
С мифологемой обретения небесного Иерусалима связаны мотивы явления мессии, восстановления Соломонова храма, расчистки Золотых ворот;
Мифологема о временной подмене Низом Верха существует в рамках эсхатологических учений;
С Востоком связывается популярная мифологема о Шамбале (Агарте, Беловодье, граде Китеже), сокрытой цивилизацией посвященных в высшее таинство, координирующих ход мировых процессов. Запад же определяется противоположными характеристиками, как «страна смерти», «мир мертвых», «царство изгнания» и т. п. Апробированный А. Г. Дугиным термин «анти-Восток» подчеркивает тенденцию абсолютизации разрушительных черт западной цивилизации в традиционалистской литературе.
1Настоящая статья посвящена изучению образа мира с позиций функционирования мифологем в общекультурном и национальном срезе языковой картины мира, а также установления связи между традиционной семантикой мифологем и их употреблением в современной английской концептосфере. Проблемы соотношения языка, мышления и культуры рассмотрены в ракурсе реализации нереального мира, представлены переходные явления в мифологической картине мира как результат влияния массовой культуры и масс-медиа.
мифологема
языковая картина мира
коллективное бессознательное
современный миф
1. Горюнов С.В. О соотношении мифологии и онтологии (в свете идей В.И. Вернадского) // Ноосфера и художественное творчество / Отв. Ред. В.В. Иванов. – М., 2009.
2. Почепцов Г.Г. Русская семиотика. – М.: Рефл-бук, К.: Ваклер, 2001. – 768 с.
3. Rowling J.K. Harry Potter and the Chamber of Secrets.-NY.: Scholastic, 2000. – 341 p.
4. Rowling J.K. Harry Potter and Goblet of fire. URL: http://harrypotter.scholastic.com.
Мифологемы являются содержательной единицей языкового сознания, продуктом коллективного бессознательного, хранящегося в национальной памяти того или иного этноса, а их эволюция в конкретной национальной культуре отражает специфику их преломления в языковой картине мира.
Миф как структурная составляющая мифологической картины мира представляет собой форму целостного массового переживания и истолкования действительности при помощи чувственно-наглядных образов, считающихся самостоятельными явлениями реальности. Миф синкретичен, гармоничен, в нем отсутствуют грани между естественным и сверхъестественным, объективным и субъективным .
Современные мифы настолько многообразны и многогранны, что напоминают своего рода конвейерное производство в рамках массовой культуры. Мифологемы могут создаваться искусственно, на заказ, быстро распространяться путем масс-медиа и становиться частью мифологической концептосферы. В таких случаях трудно провести грань между мифологемой традиционной и мифологемой искусственной. Мифологичность обыденного мышления позволяет использовать традиционные мифологемы не только для их адаптации к современным условиям, но и для создания новых культовых героев, в которых отражаются стереотипы, формируемые СМИ и массовой культурой.
В современном обществе миф принимает скорее форму ритуала, культа, а изменение семантики сверхъестественного происходит в результате технизации общества. Наряду с так называемым социальным нормированием происходит технизация сенсоров (органов чувств), процессоров (памяти) и эффекторов (модели), а также коммуникационных средств, что и составляет основу семантических изменений. Иными словами осуществляется трансформация когнитивной памяти и языковой понятийной модели, сознательного и бессознательного.
Целью исследования является выявление особенностей мифологического сознания в общекультурном и национальном срезе языковой картины мира, а также установления связи между традиционной семантикой мифологем и их употреблением в современной английской концептосфере.
Мифические структуры образов и поведения широко используются средствами массовой информации для воздействия на общество в целом, а также на определенные группы - коллективы людей и отдельные личности. Они представляют современные версии мифологических и фольклорных героев, которые воплощают идеалы широких слоев населения. Мифы, согласно Г.Г. Почепцову, характеризуют мифологическую коммуникацию, поскольку мифологические структуры не осознаются аудиторией явно, они не могут быть отвергнуты из-за автономности существования, не зависящей от отдельного человека, а также они просты для понимания. Упрощенный вариант реализации действительности легко захватывает массовую аудиторию. Обычные события описываются в современном мифе, часто опираясь «на определенные нетипичные ситуации, внедренные в современность» .
Простота современного мифа на фоне яркого события способствует мифологизации его героев и образованию мифологической среды, которая формирует мифологический компонент массового сознания. Современный миф утверждается в массовом сознании в совершенно новых условиях, по-новому реализуя пространственно-временные отношения. Пространственные рамки настолько расширились, что сейчас допустимо говорить о глобализации мифологической среды. Время распространения современного мифа сократилось настолько, что возможно утверждать о мгновенности его создания и распространения, а также о сопричастности каждого представителя общества к его формированию. Изменение пространственно-временных компонентов мифологической среды или ситуации стало реальным из-за развития средств массовой информации, в частности телевидения, новых глобальных систем связи типа Интернет.
Краткий обзор современных мифов позволяет констатировать сложную разветвленную систему мифологии, сохраняющую традиционные мифологемы и преобразующую их в новых условиях. Мифологическая концептосфера зеркально отражает многообразие действительности и проецирует в мифах болевые точки бытия, которые не могут быть объяснены с позиций рационального подхода. Мифологичность мышления в современном периоде активно используется идеологией и массовой культурой для выработки, сохранения и развития стереотипов обыденного сознания.
Целый пласт древних мифов скрыт под более поздними наслоениями и, проявляясь в коллективном бессознательном отдельно взятой этнической группы, представляет собой так называемый «национальный колорит». Этим национальным колоритом в произведениях Дж. Ролинг стала кельтская культура. На фоне более узнаваемых средневековых ценностей, таких как философский камень или василиск, скандинавской парадигмы, признанной англосаксами и проявившейся в рунах и вездесущей классической мифологии древних греков, ранняя кельтская мифология теряется, прячется, хотя именно она в целом оказала на Дж. Роулинг, как представителя западноевропейской культуры, неизмеримо большее влияние.
Мифология представляет собой сложную гетерогенную систему, условно разделяющуюся на высшую и низшую. Высшая мифология характеризуется ограниченным количеством сверхъестественных существ, отдаленных от человека и полностью определяющих его судьбу благодаря своему божественному статусу. Низшая мифология, включающая такие мифические существа, как демоны и духи, представляет существенный пласт мифологии и отражает национально-культурную специфику обыденного сознания. В нашем случае нас интересует представители низшего демонария, широко представленного в произведениях Дж. Роулинг.
Английский низший демонарий представлен системой комплексных переходных апеллятивов, конкретизирующих разнообразные обобщающие имена сверхъестественных существ нереального мира. В настоящее время большую часть английского демонария составляют кельтские имена и словосочетания, что подчеркивает известный консерватизм англоговорящего населения Британских островов. Так концепт мифологического сознания «баньши» пришел в современный английский язык из кельтской мифологии. Поскольку он имеет ирландские корни можно предположить, почему один из персонажей романа «Гарри Поттер», Симус Финниган, родом из Ирландии, больше всего на свете боится баньши, представляя ее себе как ведьму с длинными до пола волосами и зеленым лицом.
… Crack! Where the mummy had been was a woman with floorlength black hair and a skeletal, green tinged face—a banshee. She opened her mouth wide and an unearthly sound filled the room, a long, wailing shriek that made the hair on Harry’s head stand on end - .
В ирландской мифологии баньши - ведьма-привидение, стоны и вопли которой предвещают смерть. Традиционно баньши описываются как худые женщины с белоснежными лицами, длинными волосами и красными от слез глазами. В других источниках встречается описание баньши как уродливой старухи. Самое страшное в них - это ужасный крик, зазывающий живых в царство мертвых. Согласно ирландским поверьям, крик слышат только те, кому суждено умереть, но если должен умереть какой-нибудь великий национальный герой Ирландии, то крик баньши может слышать чуть ли не вся страна. В Англии до сих пор существует поверье, что если кошка вдруг просыпается, поднимает голову, настораживает уши, хотя кругом стоит тишина - кошка услышала баньши, значит, кто-то умер.
Интересно отметить, что мифологема ‘banshee’ вошла в семантику фразеологического оборота ‘to scream like banshee out of hell’ - «кричать, словно баньши в аду». По всей видимости, данный концепт стал причиной появления в современной массовой культуре названия Banshee, означающего музыкальный видео проигрыватель с открытым исходным кодом для операционных систем Linux и Mac OSX.
Примером репрезентации мифологемы ‘баньши’ в современной английской картине мира является существование такого персонажа комиксов как Banshee - супергероя комиксов компании Marvel Comics, являющимся одним из членов команды Люди Икс. Персонаж этот родом из Ирландии и обладает способностью создавать сверхзвуковые волны любой длины, порой неуловимые человеческим ухом. В прозвище данного персонажа четко прослеживается аллюзия на анализируемую мифологему.
Рассмотрим следующего представителя бестиария - лепрекона, некой разновидности эльфов, владеющей несметными сокровищами, скрытыми под землей. У Дж. Роулинг лепреконы - существа, владеющие золотом и имеющие обыкновение через определенное время бесследно исчезать.
Harry, who was on a top bunk above Ron, lay staring up at the canvas ceiling of the tent, watching the glow of an occasional leprechaun lantern flying overhead, and picturing again some of Krum’s more spectacular moves.
For a split second, Harry thought it was another leprechaun formation. Then he realized that it was a colossal skull, comprised of what looked like emerald stars, with a serpent protruding from its mouth like a tongue.
По Роулинг, лепреконы — талисман сборной Ирландии на Чемпионате мира по квиддичу. Они изображаются крохотными бородатыми летающими человечками в красных камзолах и с золотой или зеленой лампой в руке.
В современной английской языковой картине мира образ лепрекона появился не так давно, зато уже приобрел устойчивые ассоциации. Говорят, что лепреконы вошли в празднование Дня святого Патрика совсем недавно. Компаниям, продающим открытки на этот праздник, требовался симпатичный персонаж, который мог бы появиться на рисунках. А суровый, хотя и добрый, проповедник святой Патрик не совсем подходил для этой роли. Сейчас празднование ни одного дня Святого Патрика (17 марта), ни в одной англоговорящей стране мира не обходится без карнавала, главным героем которого является этот герой мифов. Изначально этот праздник был религиозным праздником. На сегодняшний день он превратился в праздник всего ирландского, причем, с использованием традиционного для этой страны цвета - зеленого. В Ирландии образ лепрекона используется для популяризации туризма по стране. В честь лепреконов и Дня святого Патрика был открыт самый маленький парк в мире (диаметром 0,61 м и площадью 0,292 кв. м.), Милл Эндс Парк, который был открыт именно в этот день.
В книгах Дж. Роулинг образы домовых эльфов вообще не имеют аналогов. Это - эльфы-домовики, до конца дней служащие одной семье. Они могут обрести свободу в случае, если хозяева дадут им вольную - подарят что-то из одежды.
«Come, Dobby. I said, come.»
But Dobby didn’t move. He was holding up Harry’s disgusting, slimy sock, and looking at it as though it were a priceless treasure.
«Master has given a sock,» said the elf in wonderment. «Master gave it to Dobby.»
«What’s that?» spat Mr. Malfoy. «What did you say?»
«Got a sock,» said Dobby in disbelief. «Master threw it, and Dobby caught it, and Dobby—Dobby is free» .
В романе эльф - это своеобразный гибрид пикси (по внешнему виду), домового (по сфере деятельности) и искусственно созданного раба-слуги вроде гомункулуса, которого при желании можно просто разрушить за ненадобностью или в наказание. Но в отличие от первых домовые эльфы живут вместе с волшебниками-людьми в их мире; в отличие от второго, самого имеющего власть над людьми, боящимися его неудовольствия, и требующего угождать себе, домовые эльфы полностью подчинены людям и лишены возможности применять волшебство (им даже нельзя пользоваться волшебными палочками). Наконец, в отличие от третьего они не являются творением рук человека, а представляют собой самостоятельную «расу» волшебного мира.
Пожалуй, самый известный образ эльфа в современной Англии связан с самым популярным праздником любимым, как взрослыми, так и детьми - Рождеством. Точнее говоря, с образом сказочных персонажей, делающих этот праздник возможным. Мы говорим о Санта-Клаусе и его помощниках рождественских эльфах. Именно они ответственны в современной культуре за то, чтобы каждый ребенок на Земле получил свой заслуженный подарок на Рождество. Мифологема «эльф» настолько закрепилась в сознании людей как неотъемлемый атрибут этого праздника, что по этим мотивам было создано несколько мультфильмов, иллюстрирующих роль этих существ («Секретная служба Санта-Клауса», «Эльф», «Кошмар перед Рождеством» и др.).
Данный персонаж не остался незамеченным и в лексике языка, нашедший отражение в семантике ряда устойчивых выражений: ‘elf arrows’ - нагромождение камней, ‘elf shot’ - околдованный. Выражение ‘elf-lock’ (спутанные волосы, колтун) дает недвусмысленную аллюзию на способность эльфов вредить людям, спутывая им все планы и намерения.
Как мы видим, мифологемы в национальных культурах обладают специфическими характеристиками в соответствии с общенациональной мифологической традицией, со специфической языковой реализацией. Но наряду с национально-культурными особенностями мифологемы современного периода характеризуются стандартизированным характером и общими интернациональными свойствами, закрепленными СМИ, массовой культурой и стереотипами, принимающими глобальную форму. Концептуализированные мифологемы имеют тенденцию адаптироваться к условиям меняющейся действительности, социализироваться, терять старые и приобретать новые значения. Они либо идеологизируются, превращаясь в идеологемы, либо демифологизируются, трансформируются и переосмысляются. Современная действительность реализует семантику сверхъестественного на разных уровнях, она отражена в языке политических, религиозных, культурных и даже языковых мифов массового сознания, а также на уровне обыденного индивидуального сознания.
Библиографическая ссылка
Исина Г.И. МИФОЛОГЕМА КАК СОСТАВЛЯЮЩАЯ КАРТИНЫ МИРА В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННОСТИ // Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований. – 2015. – № 4-1. – С. 160-163;URL: https://applied-research.ru/ru/article/view?id=6607 (дата обращения: 03.03.2020). Предлагаем вашему вниманию журналы, издающиеся в издательстве «Академия Естествознания»
Наряду с понятием архетипа часто встречается понятие мифологемы. Термин используется для обозначения мифологических сюжетов, сцен, образов, характеризующихся глобальностью, универсальностью и имеющих широкое распространение в культурах народов мира. Мифологема обозначает устойчивые и повторяющиеся конструкты человеческой мысли, обобщенно отражающие действительность в виде чувственно-конкретных ассоциаций. В современной литературе мифологема часто используется для обозначения сознательно заимствованных мифологических мотивов и перенесения их в мир современной художественной культуры. Мифологема чаще всего понимается как реализация архетипа в художественном тексте.
Мифологема - единица мифологического мышления, образ, обладающий целостностью для культурного человека, содержащий устойчивый комплекс определенных черт. Это некая первичная сюжетная схема, кросскультурная идея, встречающаяся в фольклоре разных народов, перешедшая из мифа в эпос и волшебную сказку, затем в рыцарский роман и т.п.
Благодаря использованию мифологических сюжетов и структур, происходит воздействие художественного творчества на архетипы сознания адресата, что, в свою очередь, способствует развитию новых культурных образований и мифологем. Система символических образов основывается на архетипах.
Исходные символические образы, которые можно назвать мифологемами - золото, солнце, человеческая рука, мост (например, мост как аллегория непрерывной поступи вперед; у многих народов - как перевернутое Мировое древо: по мере мифологизации примитивной переправы - с использованием случайно упавшего дерева - возникло представление о дереве-мосте, соединяющем два мира) и др.
Исходные, ключевые мифологемы, характерные для архаического сознания, «дожили» до наших дней как в исходном виде, гак и переработанные культурой. Позднейшие мифологемы берут начало именно в них. Архаические пласты есть в сознании любого человека и являются практически идентичными у разных народов мира. Вся наша культура состоит из данных образов, проявляющихся в культуре - в мифах, эпосе, сказках и т.п.; их использование помогает автору добиться большей или меньшей эффективности свего обращения, что зависит от уместности использования конкретной мифологемы. Мифологемы, посредством которых реализуются архетипы в художественном тексте, нередко лежат в основе образной структуры произведения, участвуя в ее формировании, и в ряде случаев играют важную смыслообразующую роль.
Исследование мифологического пласта в произведениях искусства позволяет осмыслить историческую реальность в особом ракурсе, при котором созданная автором художественная модель приобретает универсальное содержание, выходящее за «социальноисторические и пространственно-временные рамки» [Мелегинский 1995: 295].
Е.М. Мелегинский выделил несколько школ с разными взглядами на мифологемы. Так, К.Г. Юнг различал в качестве важнейших мифологических архетипов, или архетипических мифологем, архетипы матери, тени, анимуса, анимы, мудрого старика (мудрой старухи) и др. Они выражают ступени того, что Юнг называет процессом индивидуации, т.е. постепенного выделения индивидуального сознания из коллективно-бессознательного в человеческой личности вплоть до их окончательной гармонизации в конце жизни [там же].
Представитель структурализма К. Леви-Стросс подчеркивает цельность мифического сюжета, который имеет некий общий смысл, неразложимый на отдельные звенья, и разрабатывает понятие «мифемы». Мифемы представляют собой «большие структурные единицы, которые вычленяются на уровне фразы и выражают некое отношение. Леви-Стросс пришел к выводу, что именно из мифем складывается синхро-диахроническая структура мифа, делающая возможным достижение главной его цели, а именно: дать логическую модель для разрешения некоего противоречия» [Тихонова]. Любой миф, согласно Леви-Сгроссу, можно представить как совокупность мифем и мифологем.
Основоположник структурной фольклористики В.Л. Пропп, опираясь на миф, создал модель метасюжета волшебной сказки в виде линейной последовательности функций действующих лиц. Под указанную модель подводится историко-генетическая база с помощью фольклорно-этнографического материала, сопоставления сказочных мотивов с мифологическими предсгавлениями, первобытными обрядами и обычаями [Мелетинский 1995].
Согласно Д.Д. Фрэзеру, основателю ритуализма, основа мифов и мифологических сюжетов - это ритуалы, которые являются, более того, базой всей древней, а отчасти и последующей культуры. Каждому ритуалу соответствует один или несколько мифов. И, напротив, каждому мифу соответствует один или несколько обрядов- ритуалов, которые переплетаются между собой.
Ритуально-мифологическая школа в литературоведении (представители Н. Фрай, М. Бодкин) сводит истоки мифологических сюжетов к обрядам или природным циклам. Для Н. Фрая характерно сближение литературы и мифа за счет растворения литературы в мифе, миф - это вечный источник искусства.
О.М. Фрейденберг еще в середине прошлого века занималась изучением культурных мотивов и форм (прежде всего метафоры и сюжета), их трансформацией из архаических в исторические. С помощью «генетического» метода анализировала мифологическое мышление, усматривая в конкретных метафорах еды, смерти, рождения характерные черты мировоззрения архаической эпохи [Фрейденберг 1998].
По определению О.М. Фрейденберг, миф - это образное представление в форме нескольких метафор, где нет логической казуальности, и где вещь, пространство, время поняты нерасчлененно и конкретно, где человек и мир, субъект и объект едины [там же]. При этом миф - не жанр. Первоначально он не несет никакой повествовательное™, название мифом только словесно выраженного рассказа - условность. Миф пронизывает всю первобытную жизнь, мифом служат и вещи, и действия, и речь, и боги [Воробьева 2011].
Объяснению ритуальной символики, семиотики древнейших невербальных знаковых систем и отражению их в языке посвящены работы Н.Б. Мечковской. «Семантический инвариант ритуала, - подчеркивает исследовательница, - состоит в воспроизведении миропорядка; назначение ритуала - в стабилизации жизни, в том, чтобы обеспечить воспроизведение сложившихся норм в будущем». Одновременно ритуал был «закрепленной в действиях и словах картиной мира». Он регламентировал поведение людей в критических, переходных обстоятельствах. По мысли автора, и в современном обществе поведенческие коды нередко опираются на традицию и чаще всего аксиологичны (оценочны) и поэтому «плавно переходят в этику с ее оценками решений и поступков людей но шкале “хорошо - плохо”» [Мечковская 2004: 279-297].
Понятие мифологемы, которая реализуется в конкретном тексте, входит в более общее, глобальное понятие архетипа. Однако в плане соотношения собственно архетипа и мифологических начал нет единого мнения даже у К.Г. Юнга, однако он полагает, что мифологические мотивы вторичны по отношению к архетипу как праобразу.
Вопрос о первичносги-вторичности, т.е. о сосуществовании двух ментальных уровней: биогенетического и культурно-исторического - один из самых сущностных в теории архетипа и мифа. Дифференциация базовых моделей мировосприятия на биогенетические (первая стадия) и культурно-исторические (вторая стадия) весьма продуктивна для понимания природы литературного архетипа, по отношению к которому категория «литературного мифа» или «мифологемы», созданной авторами-нрофессионалами (а значит, вторичной в сравнении с «естественной» мифологией первобытных народов), предстает лишь как его частное проявление - на уровне одного из архетипических мотивов или «идеальных» моделей [Большакова].
В современной российской науке под мифологемой чаще понимают сознательное заимствованное в мифологии понятие (образ, мотив), перенесенное в мир современной художественной культуры. В этом определении центральным является указание на сознательность использования писателем мифа в своем творчестве. В противовес этому под архетипом понимается бессознательное для писателя проявление мифа в его произведениях. Традиционно считается, что термин «мифологема» принадлежит филологии, в то время как «архетип» - понятие из аналитической психологии. К.Г. Юнг, который ввел термин «архетип» в широкое употребление, вовсе не считал, что он обозначает «бессознательное проявление мифа в литературе». Для него архетип - это первичная схема, лишенная какого-либо содержания, проявляющаяся в психической жизни. Эго наследуемая часть психики, психосоматическое понятие, связывающее тело и психику, инстинкт и образ. Архетипы, являясь первичными досодер- жательными схемами, нуждаются в воплощении и реализации в образах. Такое воплощение архетип получает в мифологеме, которую Юнг понимал как константу, принадлежащую к структурным составляющим души, остающимся неизменными. По его мнению, мифологемы (или мифологические мотивы) «могут спонтанно воспроизводиться где угодно, в какую угодно эпоху и у какого угодно индивида совершенно независимо от какой-либо традиции».
Как видно из определения Юнга, понимание мифологемы не имеет ничего общего с «осознанностью» ее использования в литературе. Если и приходится разделять архетип и мифологему, то не но принципу «сознательное / бессознательное», а по принципу принадлежности к психологии или к мифологии. При этом понятие «мифологема» шире, чем архетип. Допустимо использование сочетаний «мифологема горы», «мифологема города», но говорить об «архетипе горы» или «архетипе солнца» совершенно неправильно с позиций теории Юнга, так как в этом случае мы имеем дело с до- содержагельной первичной схемой.
Основываясь на классическом определении этого термина, мы понимаем под мифологемой изначальный первообраз, схему, «семя», из которого в конкретном тексте вырастает определенный архетипический образ или сюжет.
Некорректными являются попытки изучения мифологем как самостоятельных единиц, в отрыве друг от друга. Характер, свойства и содержание любой из мифологем текста определяются свойствами всех остальных мифологем, входящих в текст, а также мифологическим содержанием самого текста.
Статья написана в соавторстве с д.ф.н. О.В. Кондрашовой.
МИФОЛОГЕМА КАК ФУНКЦИОНАЛЬНО-СЕМАНТИЧЕСКИЙ ТИП СЛОВА И КАК НАПРАВЛЯЮЩАЯ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ ПРОЦЕССОВ
Среди множества важнейших проблем современной лексикологии, семасиологии, лингвопоэтики, лингвокультурологии и других областей языкознания, изучающих семантические потенции языка в контексте основанной на нем культуры, выделяется проблема систематизации лексики по той роли, которую выполняют слова в разных сферах общения, т.е. по их коммуникативной функции.
Идея функциональной и, как следствие, семантической «специализации» лексики была выдвинута Н.Д.Арутюновой, различавшей идентифицирующие и предикатные слова, и затем развита рядом исследователей в нескольких направлениях. Различались вещные и признаковые лексические единицы (М.В.Никитин), денотатные и сигнификативные группировки слов (Ю.С.Степанов); рассматривались семиологические классы слов, включающие характеризующие знаки, индивидуализирующие, дейктические, заместители, связочные, знаки-актуализаторы (А.А.Уфимцева); выделялись семантические полюса и переходные классы слов: дейктические обозначения объектов, имена собственные, имена уникальных предметов мироздания, имена естественных классов, класс артефактов, слова с событийным значением, имена номинальных классов, монофункциональные предикаты (И.Б.Шатуновский) и так далее.
При всем многообразии подходов к функциональной типологизации лексики деление слов на вещные и признаковые (субстантивы и предикаты) является, по мнению исследователей, универсальным, поскольку «пересекает деление слов на лексико-грамматические классы (части речи), пересекает членение синтаксических структур на конструктивно-синтаксические единицы (подлежащее и сказуемое, главное и зависимые слова), семантико-синтаксические единицы (аргументы и предикаты), коммуникативно-синтаксические и логико-грамматические классы (темы и ремы, субъекты и предикаты)» . Это разграничение соотносится также с ономастическими (продуцирующими) и семасиологическими (рецептивными) видами речевой деятельности , с семиотическими функциями имен в высказываниях (функции репрезентации и описания, репрезентации единичного и класса) и с поэтическими функциями имени в эстетически значимых текстах (слово-образ, слово-мотив, слово-символ, слово-эпитет) . Думается, что с позиции роли, выполняемой лексической единицей в речевых сферах определенной языковой культуры, могут быть рассмотрены также слова, именующие концепты, и имена мифологем. Остановимся на последних.
Термин «мифологема» стал активно использоваться в филологической теории сравнительно недавно, и понимание его далеко неоднозначно. Автор учебного пособия «Лингвокультурология» В.А.Маслова видит в мифологеме то, «что забыто человеком, но сохранено в сокровенных глубинах слова и сознания» . Здесь мифологема представлена как закрепленная в слове единица мифологического сознания, а слово выступает как носитель или имя мифологемы. Такое видение может служить основанием для изучения отдельного класса слов – имен мифологем и их семантики в связи с особым типом общественного сознания (мифологическим).
А.Г. Лыков считает мифологическое сознание началом «всех видов духовной и интеллектуально-творческой деятельности человека», поскольку «к мифу восходит зарождение космогонии, религии, философии, фольклора, всех исходных, наиболее древних видов искусства (танец, песня, ритуальный обряд)». Он разделяет мнение тех исследователей (в частности А.М.Лобка), которые происхождение языка также связывают с мифом, и отмечает, что «наречение вещей именами (т.е. своего рода ономасиологическая деятельность) обретает, даже у некоторых современных народов, значение мифологического действа» . В этом высказывании ученого слово и миф вновь сопрягаются, но уже само слово (точнее, именование или присвоение имени предмету) выступает как мифотворчество. Такое понимание слова как средоточия творческой познавательной энергии восходит к учению А.А. Потебни о слове и мифе, о внутренней форме, в рамках которого любая лексическая единица языка может быть названа мифологемой . Последнее, хотя и верно по сути, но слишком расширяет границы рассматриваемого понятия и потому вряд ли приемлемо.
В.А. Маслова в названном выше пособии к мифологемам относит лишь единицы, генетически связанные с мифами и способные выделяться из них и функционировать автономно. Мифологема у нее – «это важный для мифа персонаж или ситуация, это как бы “главный герой” мифа, который может переходить из мифа в миф» . В этом определении на первый план выступает «вещная», субстантивная и номинативная сторона мифологемы, которую со стороны означающего можно трактовать как имя – носитель устойчивого мифического образа.
В энциклопедическом справочнике «Современное зарубежное литературоведение» мифологема определяется иначе: это «термин мифологической критики, обозначающий заимствование у мифа мотива, темы или её части и воспроизведение их в более поздних фольклорных произведениях» . Здесь мифологема соотнесена уже не с образом, а с мотивом и темой, которые по своей функциональной ориентации признаковы и предикатны, поскольку призваны не называть предметы, а обозначать наши мысли о них .
Функциональная разноплановость образов и мотивов приводит к их семантическому расподоблению: образ конкретен, предметен, «полнокровен», «зрим», поэтому именующее его слово полисемно; мотив же абстрактен, признаков, и слово стремится к моносемности. Кроме того, образы дискретны, могут быть реализованы в отдельно взятых и минимальных контекстах, хотя и способны объединяться в образные системы; тогда как мотивы континуальны, формируют широкие и взаимосвязанные контексты (поэтические циклы, поэтические системы). Образы художественно самозначимы, а в реализации мотивов участие образов обязательно. Так к какому же из этих двух типов творческого имени близка мифологема? И как она соотносится с символом, тоже сочетающем в себе идею (даже многоидейность) и предмет ? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратиться к учению К.Г.Юнга об архетипах.
Понятие архетипа было введено К.Г.Юнгом в 1919 г. в статье «Инстинкт и бессознательное». Юнг считал, что все люди обладают врождённой способностью подсознательно образовывать некоторые общие символы – архетипы, которые проявляются в сновидениях, мифах, сказках, легендах. В архетипах, по Юнгу, выражается «коллективное бессознательное», т.е. та часть бессознательного, которая не является результатом личного опыта, а унаследована человеком от предков. Основными чертами архетипов признаются непроизвольность, бессознательность, автономность, генетическая обусловленность; к основным выделенным психологом архетипам отнесены такие, как тень, герой, дурак и др. Для нас важно то, что архетипы у Юнга обозначены характеризующими существительными, совмещающими в своем употреблении функции называния предмета и его оценки (предикации) по какому-либо выделяющемуся в нем признаку . Кроме того, Юнг установил тесную связь архетипа с мифологией. По его мнению, мифология – это хранилище архетипов.
Современная наука подтвердила, что архетип проявляется на глубоком уровне бессознательного. Это «устойчивый образ, повсеместно возникающий в индивидуальных сознаниях и имеющий распространение в культуре». В этом замечании В.А.Масловой подчеркивается универсальность архетипа, его принадлежность к общечеловеческой культуре: «первобытный образ, названный однажды архетипом, всегда коллективен, т.е. он является общим для отдельных народов и эпох» .
Мифологема по отношению к архетипу выступает как его конкретизатор, как образ-воплощение архетипа, наделенный помимо межкультурной архетипической черты специфическими темпорально- и национально-культурными характеристиками, ср., например, архетип дурак и мифологему Иванушка-дурачок. Можно сказать, что остов абстрактной схемы-архетипа в мифологеме приобретает конкретность, узнаваемость, портретные черты. Один и тот же архетип в разные времена и в различных культурах реализуется в разных мифологемах, ср., например, мифологемы, воплощающие архетип герой в российской культуре разных времен: русский богатырь, Данко, Александр Матросов. При таком толковании мифологемы (общая идея, воплощенная в культурно обусловленном образе, обозначенном словом, и входящая в ряд синонимичных слов-образов) этот функционально-семантический тип слова сочетает в себе образное и мотивное начало (номинацию и предикацию) и противоположен по структуре слову-символу, продуцирующему целый веер смыслов в одном ярком образе .
Помимо отмеченного структурно-семантического своеобразия, мифологема отличается от сравниваемых с ней функционально-семантических типов имени происхождением и «ареалом обитания»: во-первых, как уже было сказано, это порождение коллективного сознания и словотворчества (мифы, сказки, легенды, былины и т.п.); во-вторых, если образы, мотивы, даже символы являются по преимуществу принадлежностью определенного идиостиля и значимы как его характеристики, то мифологема – общекультурная единица, выполняющая социальные задачи.
Мифологемы играют в культуре чрезвычайно важную роль. Человеку, как существу социальному, обществом задаются определённые идейные, нравственно-этические, психологические установки, актуальные для определенной социокультурной ситуации. Например, в эпохи войн и революций эксплуатируется идея жертвенности личности на благо родины, народа, то есть культивируется архетип героя посредством воплощающих его в данной культуре мифологем (примеры см. выше).
Сегодня членам нашего общества активно прививается стремление к личному успеху, лидерству, богатству и т.д. Названные установки наглядней всего воплощены в некоторых образах героев фольклорных и литературных сказок, в которых воплотились всегдашние мечты народа о счастье, благополучии, о восстановлении справедливости по отношению к обиженным судьбой (архетип сироты); к таким героям относятся, например, Гадкий утёнок, Золушка, Иванушка-дурачок. Соотносимые с этими сказочными образами схемы человеческого поведения (мифологемы) могут быть условно названы их именами (имена мифологем). Мифологемы Гадкий утёнок, Золушка, Иванушка-дурачок широко и многообразно используются в современных СМИ для активизации, главным образом среди молодежи, идеи достижения личного благополучия. Например, они искусно «вписываются» в биографии кинозвезд, эстрадных кумиров (ср.: Мэрлин Монро – Золушка). И молодой человек, обладающий достаточным запасом честолюбия, становится одержим культивируемой идеей и всеми способами пытается ее осуществить. Сказочные мифологемы избираются с этой целью не случайно, ведь именно сказки, воспринимаемые богатым детским воображением и неискушенным сознанием обладают высокой степенью суггестивности и долгие годы сохраняют силу подсознательного воздействия на личность.
Итак, мифологемой может быть названа лексическая единица (или устойчивое словосочетание) особого функционально-семантического типа, которая именует культурно значимый образ мифического происхождения, воплощающий какую-либо всеобщую идею-архетип, и входит в систему соотносимых с ней именований образов-реализаторов данного архетипа. Лингвокультурологическое и социолингвистическое исследование мифологем может вестись в следующих направлениях: 1) выяснение отношения мифологем к именам собственным и нарицательным, изучение структуры их значения с ономастических позиций; 2) выявление наборов мифологем, продуцирующих отдельные архетипические идеи, и установление системных отношений между ними; 3) составление тезауруса мифологем определенной эпохи; 4) изучение функционирования мифологем определенного типа в ограниченных социокультурных контекстах; 5) использование мифологем как лингво-культурного средства манипулирования общественным сознанием и т.п.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. Логико-семантические проблемы. М. 1976.
2. Кондрашова, О.В. Семантика поэтического слова (функционально-типологический аспект). – Краснодар, 1998.
3. Кондрашова О.В. Характеризующие существительные в современном русском языке. // Автореф. диссертац. на соискан. учен. степ. канд. филол. наук. – Л., 1985.
4. Лыков А.Г. Универсальная модель языка // Лыков А.Г. Вопросы русистики. Избранное: В 3 т. Т. 3. Кн. 2 Общие вопросы теории – Краснодар: Кубанский государственный университет, 2003.
5. Маслова, В.А. Лингвокультурология: учебное пособие. – М., 2001.
6. Никитин М.В. Основы лингвистической теории значения. М., 1988.
7. Потебня А.А. Слово и миф. – М., 1989.
8. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник. – М., 1996.
Многими авторами неоднократно отмечалось существование в Мире неких инвариантов, проявляющихся в самых разных областях жизни, в разные эпохи и у разных народов. В области психологии такими инвариантами являются введённые Юнгом архетипы, в истории - определённые повторяющиеся схемы развития событий (не зря говорят, что история развивается «по спирали»), в филологии это «бродячие» сказочные сюжеты (например, типа сказок о злой мачехе, о Золушке и т.д.). Мы толкуем эти повторения чаще либо как ряд случайных совпадений, либо, в лучшем случае, как набор независимых друг от друга закономерностей.
В отличие от нас древние маги Северо-Запада видели здесь вполне определённую систему, и понимание и использование этой системы являлось одной из основ их волшебных искусств. По мере возможности я постараюсь изложить два основных принципа этой системы современным языком.
1. Всё, что способно к изменению, всё, что имеет характер, несвободно в своих проявлениях и всегда соответствует одному или нескольким архетипам, число которых ограниченно и весьма невелико. (Так, например, для каждого человека мы можем подобрать дом, реку, страну, организацию и т.д., которые будут обладать тем же, что и он, характером, будут иметь те же - каждый в своей области - свойства, что и он. Все они будут воплощением одного и того же архетипа.)
2. Никакая ситуация не может развиваться абсолютно произвольно; существует весьма ограниченное количество сценариев, или мифологем, согласно которым развиваются все возникающие ситуации. Так, всё существующее рождается, нападает (человек - на соседа, река - на свои берега, организация - на конкурентов), умирает и т.д.
В определённом смысле эти два закона равносильны известному герметическому принципу: «что наверху, то и внизу». Всё подобно всему, сверху донизу, и всё развивается по одним и тем же законам, двигаясь только по раз и навсегда проложенным рельсам. Нужно отметить, что это ни в коем случае не умаляет человеческую, например, свободу: ведь несмотря на то, что «поезд пройдёт лишь там, где проложен путь», мы сами вольны (почти) выбирать, в какую сторону нам ехать.
Возьмём в качестве примера простую архетипическую пару: мржчина - женщина. Мужское и женское начала. Бог-Отец и Богиня-Мать. Ян и Инь. Вспомним предыдущий раздел, посвящённый противостоянию Велеса и Перуна. То же самое! Мощь, «то, что действует» и Сила, «то, что ведёт»! Само по себе это не столь необычно. Большинство читателей без труда смогут продолжить этот список. Гораздо более интересные вещи мы увидим, если перейдём к соответствующим мифологемам.
Скандинавская традиция знает две группы богов, с которыми мы ещё не раз встретимся на страницах книги. Это асы , боги, грубо говоря, войны, мифологические предки собственно скандинавов, и ваны , боги плодородия, мифологические предки славян. Всё та же пара Ян - Инь: ваны всегда ассоциировались в Скандинавии с женским принципом, тогда как асы - с мужским. И вот - миф: первая в мире война Асы нападают на ванов. «В войско метнул Один копьё ...» Ваны отступают, поддаваясь. Победа асов? Как бы не так! Это так по-мужски - метнуть копьё, стукнуть кулаком по столу, очертя голову броситься в бой... И это так по-женски - поддаться, пропустить врага на свою территорию, собрать силы и тихо, без шума перегрызть ему горло... «Рухнули стены крепости асов! »
Что наверху, то и внизу. Спустимся на ступеньку ниже. Две противоборствующие силы Европы: германцы - воинственные, уверенные в себе, и славяне - такие внешне мягкотелые. Ян и Инь! Даже поклоняются первые Одину, Богу-Отцу, а вторые - Богине-Матери, Богородице. И вот уже совсем не мифологическая, а вполне земная война: в 1941 году Германия нападает на Россию. Всё повторяется по тому же сценарию - разыгрывается та же мифологема.
Спустимся ещё на ступеньку - мужчина и женщина. Всё то же самое: мужчина нападает (я бы даже сказал: пытается, подобно Одину, метнуть копьё), женщина отступает, чтобы подчинить его себе. Результат известен - заключение брака.
Что же боги? После победы ванов над асами следуют обмен заложниками и заключение мира.
Вероятно, многие читатели уже пришли к естественному и красивому выводу: боги индоевропейцев суть высшие воплощения инвариантных мировых архетипов, а развитие ситуаций в мифах - разыгрывание инвариантных мифологем. Вот почему древние уделяли столько внимания изучению мифов - с такой точки зрения мифы становятся возможными сценариями наших собственных жизней! Увидев мифологему в жизни и зная, как развиваются события в пределах той же мифологемы, уже законченной в мифе, мы автоматически знаем, во что выльется ситуация здесь, на земле.
Так, мы проследили, как разворачивается одна и та же мифологема противостояния и единства мужского и женского начал на трёх разных уровнях. На уровне европейской геополитики мифологема ещё не доиграна, и завершение её - объединение германской и славянской Европы - дело будущего...
Мы следуем путями, которые уже пройдены когда-то богами. Умеющие видеть эти пути и манипулировать ими называют себя магами.
Руны
Архетипы и мифологемы - далеко не единственные существующие в мире инварианты. Можно при желании выделить несколько групп мировых инвариантов, проявляющих себя всегда, везде и во всём, но здесь нам будет необходимо упомянуть ещё об одной такой группе - об инвариантах графических. Такими инвариантами являются, например, вполне определённые священные символы, известные (независимо друг от друга!) самым разным народам.
Речь пойдёт о рунах, значимость которых для древней магии Северо-Запада Европы сегодня почти забыта. Мы нередко видим в рунах лишь набор магических знаков, а они между тем образовывали некогда основание, каркас магической традиции. Исходный скандинавский рунический строй - классический Футарк - виделся как Мировое Древо магии, на каждом из листов которого начертана руна.
Древние маги Северо-Запада видели в Футарке не набор случайных знаков, но систему - систему инвариантных священных символов. Действительно, знаки Футарка почти не менялись со времён финикийцев и этрусков и совпадают, кроме того, с независимо от них развившимися «тюркскими рунами» и рунообразными знаками насечной древнекитайской письменности.
На мой взгляд, абсолютное большинство священных знаков исходного Футарка можно было бы отыскать в традиционных системах священных символов самых разных народов, расселившихся от Австралии и Африки до европейского Севера. Правда, такое исследование могло бы стать темой отдельной книги, здесь же я хочу лишь продемонстрировать инвариантность рунических знаков на одном-единственном примере - на примере руны Ингуз (22-я руна классического древнескандинавского Футарка), руны плодородия, посвящённой светлому Фрейру, скандинавскому богу плодородия, подобному античному Аполлону.
Как этот рунический знак впервые появился в Скандинавии в составе Футарка, а к V веку распространился и на Британских островах, где вошёл в состав англосаксонских рунических алфавитов. Руне этой приписывалась огромная магическая сила, способная защитить женщину от бесплодия, мужчину - от мужского бессилия, землю - от неурожая.
Обратимся прежде всего к традициям, родственным скандинавской. На славянских ритуальных календарных чашах Черняховского времени месяц июнь, время летнего солнцестояния, обозначается двойным крестом. Тот же знак мы встречаем на ритуальных русских браслетах начала II тысячелетия, не имеющих отношения к календарю, но связанных с культом плодородия и, в частности, с купальскими обрядами. Вот что пишет академик Б.А.Рыбаков об одном из таких браслетов: «...На другой створке - знак воды и неясный по своему смыслу знак из двух крестов. На календаре IV века такой знак означал июнь месяц, разгар солнца». Но при обращении к руническому искусству смысл знака становится очевиден: это положенная набок руна Ингуз. Перед нами знак плодородия, вряд ли называвшийся когда-либо «руной», но совпадающий тем не менее с основным символом плодородия скандинавов.
Любопытно, что здесь исследование пересекается с мифологией. Славянское язычество, как известно, связывает плодородные силы природы с Даждьбогом, во многом подобным Аполлону и Фрейру. Связь руны Ингуз с германским и славянским богами плодородия дополняет это подобие и позволяет заключить, что Даждьбог и Фрейр - разные имена одного бога Согласно славянской мифологии, Даждьбог - прародитель славян («дажьбожьи внуки» - так называет автор «Слова о полку Игореве» русичей). И скандинавская традиция недвусмысленно говорит о том, что Фрейр - ван, т.е. славянин.
Далее необходимо вспомнить русские «крины» XII-XIII веков - ожерелья с весьма своеобразными подвесками. Рассмотреть в этих подвесках связь с руной Ингуз не так просто, поскольку изображение её здесь значительно изменено и стилизовано под элемент растительного орнамента. И всё же, если приглядеться, можно заметить, что это всё та же руна, положенная набок и сильно растянутая по вертикали. Женщина, носившая такое ожерелье, могла считать себя защищённой от многих напастей.
Интересно обратить внимание на кириллическую букву Ж, отсутствующую в греческом алфавите - прототипе основной части кириллицы. Имя этой буквы - Живете , от Жизнь. Русские растительные орнаменты, символизирующие плодородие и жизненные силы Природы, повторяют (равно как и форма крин) начертание этой буквы. После всего сказанного несложно заметить, что руна Ингуз и буква Жизнь представляют собой модификации одного и того же древнего символа плодородия. Можно указать и общий для обоих знаков индоевропейский прототип - это один из древнейших магических знаков, называемый археологами «ромб с крючками».
Приведу ещё один пример. Все знаки группы «ромб с крючками» почти изоморфные, связаны с Даждьбогом (Фрейром). Какого магического воздействия мы можем ожидать от них? Разумеется, направленного на стимуляцию плодородия в любых его проявлениях. В таком случае с действием этих знаков должна быть связана активизация витальных энергий - энергий Живота , нижнего энергетического центра человека. И что же? На человеческих изображениях европейского энеолита мы найдём знаки группы «ромб с крючками» на месте витальных энергетических центров (чакр) - в низу живота... Священный символ Даждьбога-Фрейра отмечает средоточие плодородной силы организма.
И в заключение позволю себе отвлечься от индоевропейской тематики и привести для сравнения замечательное изображение, обнаруженное мною у Голана: африканская женщина, на животе которой татуирована... руна Ингуз!
Рассказывая о мифологемах, мы показали, как проявляются «пути богов» на самых разных уровнях. Нечто подобное происходит и с графическими инвариантами - те же руны проявляют себя не только как используемые людьми магические символы...
Руническая надпись из Рунамо, что в Швеции, считалась в своё время одной из самых загадочных и знаменитых. Здесь, в Рунамо, из гранитной скалы выступают длинные змеящиеся кварцевые жилы. Вдоль этих жил тянется тропинка, и, хотя вместе с кварцевыми жилами тропинка спускается в долины и поднимается на холмы, непрерывно струится вдоль неё выбитая в скале руническая надпись огромной длины.
Даже в XII веке, когда руническая традиция была ещё жива, никто уже не мог прочитать эту надпись. В XIII веке об этой надписи упоминает Саксон Грамматик, но и он не знает её смысла. Местная же традиция связывала содержание надписи с битвой при Браволле, произошедшей около 700 года.
Датский король Вальдемар Великий дал распоряжение своим учёным об исследовании рунамских рун. Учёные Вальдемара посетили Рунамо, переписали часть рун, но прочитать их не смогли. Позднее было предпринято немало попыток прочесть рунамскую надпись или хотя бы какой-нибудь её кусочек, но все они терпели неудачу. Ситуация изменилась только в 1833 году, когда Королевское Общество Дании создало специальный комитет по исследованию загадочной надписи. Экспедиция, организованная этим комитетом и возглавленная Финнуром Магнуссоном из университета Копенгагена, посетила Рунамо и переписала более чем двадцатиметровый фрагмент надписи. Почти год безрезультатно бился Магнуссон над дешифровкой этого фрагмента и был уже близок к тому, чтобы признать своё поражение, когда совершенно неожиданно, вдруг, он ясно увидел принципы, положенные в основу сложной системы вязаных рун. Позднее он описывал своё состояние в этот момент как «экстаз» или «транс».
Руническая надпись из Рунамо действительно оказалась посвящённой битве при Браволле. Руны скрывали великолепные древние стихи, безукоризненно сложенные в одной из классических для северного стихосложения форм:
Хильдекинд захватил королевство;
Гард вырезал руны;
Ола сказал клятву;
Пусть Один освятит магию;
Пусть король Хринг
Падёт в пыль;
Эльфы, боги любви,
Пусть покинут Олу;
Один и Фрейр
И раса асов
Пусть уничтожат,
Уничтожат
Наших врагов,
Дадут Харальду
Великую победу.
Великой победой была признана в академических кругах дешифровка Магнуссона. Но весьма скоро этими местами зинтересовались геологи; так, в 1836 году Рунамо посетил знаменитый шведский геолог Берцелиус. И выяснилось, что «вырезанные в кварце руны» имеют естественное происхождение - загадочные знаки оказались не более чем сложной системой трещин...
Шквал насмешек и критики обрушился на Магнуссона, но он не изменил своего отношения к рунамским рунам и продолжал считать их надписью; в 1841 году он даже издал посвящённую этому исследованию книгу.
И он прав: ведь даже будучи всего лишь трещинами в скале, рунамские знаки не перестали быть рунами - мировыми инвариантами, проявляющимися на всех уровнях бытия...
Итак, мы сделали два основных шага: увидели инвариантность архетипов и мифологем и инвариантность рунических знаков. Остался ещё один шаг - совместить то и другое. Сделав это, мы вплотную подступим к корням магии Северо-Запада - к корням Древа Рун.
Но прежде несколько слов о происхождении самих рунических знаков.